Туровский усмехнулся и легко заскочил на музейное крыльцо.
Андрей в последнее время относился к пожилым музейным хранительницам очень трепетно. Он давно не встречал женщин, готовых за весьма скромное вознаграждение из года в год выполнять неблагодарную работу, хотя непыльную и в некоторой степени необременительную. Все равно в пожилых дамах чувствовался дух патриотизма, великого самопожертвования и необычайной преданности своему делу. Это в наше рыночно-базарное время встречается довольно редко. При всем при том статистика бездушными цифрами утверждает, что каждый пятый житель страны никогда в жизни не посещал музеи, половина горожан и селян бывали в музеях чрезвычайно редко, а остальные вообще пробегали мимо.
Андрей вспомнил, что как-то сам собирался в Ночь музеев сходить куда-нибудь, да так и не сходил, залег на диван и смотрел Евровидение. Впрочем, Евровидение в Москве большая редкость, чем музейные экспонаты, возможно, первое и последнее, не посмотреть его было бы жаль.
Но Ольгу Станиславовну Загоскину такой статистический расклад не пугал, хотя она была рада зацепиться за каждого посетителя, случайно забредшего в храм древностей и искусств. Она поправила седую прядь, выбившуюся из строгого пучка, и направилась прямиком на Туровского, замявшегося на пороге. Он как раз соображал, каким образом воздействовать на работников музея, чтобы добиться от них искренности и признаний.
Увидев Ольгу Станиславовну, Туровский решил сам быть предельно откровенным. Врать своей бабушке он никогда не мог, а Ольга Станиславовна напоминала ему его бабушку.
– Добрый день, молодой человек! – обрадовалась хранительница, готовая от любви к искусству и скуки провести сыщика по всем немногочисленным залам и рассказать о каждом экспонате.
– Добрый день, – улыбнулся ей Туровский. – Прекрасный музей! Просто не знаю, с чего начать осмотр экспозиции.
– Я вам подскажу, – ответно улыбнулась Ольга Станиславовна и подхватила сыщика под руку, ведя его в зал краеведения.
Туровский знал, что именно в этот зал посетители ходят редко, как правило людей интересует необычное. Это же так естественно! А смотреть в музее на то, что и так видишь из окна своей кухни каждый день, тоскливо и неинтересно. Но ради дальнейшего установления контактов сыщик согласился выслушать все о флоре и фауне родного для госпожи Загоскиной крае.
Она рассказывала увлеченно. Благодарный слушатель Туровский ее не перебивал, качал головой в знак согласия и удивленно округлял глаза. Правда, не всегда в нужный момент, так как думал о своем. Он умел делать несколько дел одновременно: слушать, думать о своем и принимать решение. Последнее пока не требовалось.
– Ежи обыкновенные из семейства млекопитающих отряда насекомоядных, – рассказывала Ольга Станиславовна, указывая на ежа.
– Что вы говорите?! – невпопад воскликнул сыщик.
– Я говорю, – с подозрением на то, что ее невнимательно слушают, нахмурилась хранительница, – про ежа.
– Я знаю, знаю, – поспешил оправдаться Андрей. – Гон начинается ранней весной, брачные игры длятся два месяца, после спаривания самка становится агрессивна, и самца следует от нее изолировать.
– Совершенно верно, – изумилась Загоскина, словно вместо ежа они говорили о редком виде гиппопотамов. – Вы, голубчик, хорошо подкованы в этом вопросе.
– Меня подковала Елена Ивановна, – признался Туровский. – В смысле не как блоху, а теоретически.
– Елена Ивановна?! – обрадовалась вновь Загоскина. – Елена Ивановна Бубенцова?!
Туровский кивнул.
– Так вы с ней знакомы? Какой сюрприз, какая радость!
– А в чем, собственно, радость? – не понял сыщик.
Ольга Станиславовна ему пояснила, что одно дело – выразить соболезнования по поводу похищенного раритета по телефону и совсем другое – передать слова утешения через хорошего знакомого. Это получится более искренне и трогательнее. Она наговорила Туровскому, как переживает по поводу украденного «Жития», страдает из-за переживаний приятельницы и желает скорейшего выздоровления ее внуку. Получалось, что Загоскина знала практически все, следовательно, решил Андрей, она знала и о столичном сыщике. Туровский и не собирался этого скрывать. Мало того, он сразу признался хранительнице, что приехал ради рукописной родословной, которую украли и из областного музея. Ольга Станиславовна грустно улыбнулась и повела его в другой зал.
Они остановились перед витриной, за стеклом лежала старинная книга, очень похожая, судить об этом Туровский мог по фотоснимкам, на «Житие», которое начал писать писарь Чумичкин.
– Но как? – поразился сыщик, разглядывая пожелтевшие страницы.
Ольга Станиславовна аккуратно достала книгу и положила поверх стекла.
– Ее что, не крали?!
– Ее вчера вернули, – трогательно сообщила хранительница.
– Что?!
– Руководство музея, все мы, отказались от преследования похитителя, о чем заявили через средства массовой информации, только попросили вернуть бесценный раритет. И что вы думаете?
– Что? – повторил Туровский.
– Передачу по телевизору посмотрел наш сотрудник! Он вспомнил, что тихо и мирно забрал книгу на реставрацию, там листочек порвался, сами понимаете, серьезную реставрацию книги мы оплатить не в силах, выкручиваемся, как можем. Так вот он ее аккуратно подклеил и вернул. Так что книгу не крали.
– Не крали, – эхом повторил сыщик, вчитываясь в старинный текст. – Ничего не понимаю.
– Это древний славянский язык, – охотно пояснила Загоскина, – зато дальше текст, особенно в переписи губернских дворянских фамилий, пойдет понятнее.